АЛЕКСАНДР
БРАИЛОВСКИЙ
БРАИЛОВСКИЙ
роман
ПЕРВЫЙ
ПОНЕДЕЛЬНИК
АПРЕЛЯ
ПОНЕДЕЛЬНИК
АПРЕЛЯ
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф...
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф...
Владимир Высоцкий
«Кто пишет сценарий нашей жизни? Да и существует ли какой-нибудь сценарий?»
— пытается понять тбилисский книжный мальчик, детство которого пришлось на 60-е годы прошлого века. Он хочет жить как герои любимых книг. Зачем вообще все? Есть ли в жизни что-то важнее любви? Для него, похоже, нет, и жизнь его состоит, главным образом, из любовных историй. Но есть еще история семьи, и история страны, и изгибы всех этих историй, приводящие из Украины в Грузию, из Грузии в Россию, из России в Израиль, а оттуда во Францию, о которой мальчик мечтал с детства. Есть дружбы, которые на всю жизнь. Когда не на всю, это больно. Есть путеводная Книга — с детства и навсегда. Есть много замечательных женщин. Есть приключения, встречи, неожиданные повороты судьбы. Есть принцесса, которая ждет его в бургундском замке, там будет их свадьба — вот, кажется, и сказке конец. А потом все летит к черту — из-за неожиданной и совершенно ненужной встречи... сорок лет спустя. Семейная сага? Авантюрный роман? Или плутовской? Или любовный? Своеобразная донжуанская «анти-Лолита» — учитывая склонность героя к «взрослым» дамам? В книге все это присутствует…
О ЧЕМ ЖЕ КНИГА?
"Первый понедельник апреля" — многослойный роман, в котором переплетаются несколько временных линий и судеб.
Пролог называется «Труп в мусорном ящике»: действительно, приблизительно в наши дни тбилисский мусорщик обнаруживает в мусорном контейнере окровавленного человека. История уходит корнями в прошлое, и надо объяснить — кто, как, зачем и почему. Главный герой — можно сказать, человек без определенных занятий: переводчик, экскурсовод, водитель амбуланса, а по совместительству еще и мушкетер, возвращается из Франции в родной Тбилиси, чтобы разобраться в своих чувствах к женщине, которую любил в юности и о которой непонятным образом забыл.
Роман соединяет в себе:
— Трогательную историю любви, пронесенную через десятилетия, но на фоне множества других;
— Ироничные зарисовки из жизни советского Тбилиси и современной Франции, но на фоне исторических экскурсов (и экскурсий);
— Семейную хронику, где все друг друга любят, но отравляют друг другу жизнь;
— Счастливый финал «Евгения Онегина», но и либретто оперы про Жанну д'Арк;
— Размышления о судьбе, выборе и авторстве «сценария нашей жизни»...
По отзывам тех, кто уже прочитал, роман, написанный живым, образным языком, с тонким юмором, увлекает с первых страниц и не отпускает до финала.
Нет ни малейших оснований не доверять таким отзывам.
О ЧЕМ ЖЕ КНИГА?
"Первый понедельник апреля" — многослойный роман, в котором переплетаются несколько временных линий и судеб.
Пролог называется «Труп в мусорном ящике»: действительно, приблизительно в наши дни тбилисский мусорщик обнаруживает в мусорном контейнере окровавленного человека. История уходит корнями в прошлое, и надо объяснить — кто, как, зачем и почему. Главный герой — можно сказать, человек без определенных занятий: переводчик, экскурсовод, водитель амбуланса, а по совместительству еще и мушкетер, возвращается из Франции в родной Тбилиси, чтобы разобраться в своих чувствах к женщине, которую любил в юности и о которой непонятным образом забыл.
Роман соединяет в себе:
— Трогательную историю любви, пронесенную через десятилетия, но на фоне множества других;
— Ироничные зарисовки из жизни советского Тбилиси и современной Франции, но на фоне исторических экскурсов (и экскурсий);
— Семейную хронику, где все друг друга любят, но отравляют друг другу жизнь;
— Счастливый финал «Евгения Онегина», но и либретто оперы про Жанну д'Арк;
— Размышления о судьбе, выборе и авторстве «сценария нашей жизни»...
По отзывам тех, кто уже прочитал, роман, написанный живым, образным языком, с тонким юмором, увлекает с первых страниц и не отпускает до финала.
Нет ни малейших оснований не доверять таким отзывам.
Цитаты
Сколько же они смеялись вместе, как им было хорошо! Как-то в Москве Юра приехал в их новую квартиру и привез торт и бутылку вина, завернутую в газету. Сана газет обычно не читал, а тут развернул бутылку и обнаружил, что в советских газетах, оказывается, существовал отдел происшествий. Он так удивился, что прочитал вслух сообщение о том, что какой-то человек скончался прямо в кресле у зубного врача.
— Называется, сходил к зубному! — прокомментировал Сана. — Наверное, сердце было плохое.
— Ага! — откликнулся Юрик и, подумав, добавил: — Да и зубы неважные...
— Называется, сходил к зубному! — прокомментировал Сана. — Наверное, сердце было плохое.
— Ага! — откликнулся Юрик и, подумав, добавил: — Да и зубы неважные...
— Что ты на меня так смотришь? — улыбнулась она.
— Хочу убедиться, что это действительно ты!
Как будто это мог быть кто-нибудь другой...
Через час или около того она затормозила у ворот какого-то деревенского дома. Мы вошли в низкий сводчатый зал, освещенный масляными лампами. Накрытый на двоих стол дожидался нас. На столе горели две свечи.
Я впервые оказался в таком роскошном месте без туристов. Комната была обставлена в изысканном средневековом стиле. В алькове стояла высокая, просторная, массивная кровать.
— Устал? Хочешь спать?
— Устал. Хочу. Но не сразу...
Какая, к чертям, усталость — я-то целый день только молол языком! Это она отмахала за день 930 километров, чтобы встретить меня в Ницце...
— Хочу убедиться, что это действительно ты!
Как будто это мог быть кто-нибудь другой...
Через час или около того она затормозила у ворот какого-то деревенского дома. Мы вошли в низкий сводчатый зал, освещенный масляными лампами. Накрытый на двоих стол дожидался нас. На столе горели две свечи.
Я впервые оказался в таком роскошном месте без туристов. Комната была обставлена в изысканном средневековом стиле. В алькове стояла высокая, просторная, массивная кровать.
— Устал? Хочешь спать?
— Устал. Хочу. Но не сразу...
Какая, к чертям, усталость — я-то целый день только молол языком! Это она отмахала за день 930 километров, чтобы встретить меня в Ницце...
Не успели им принести заказанные шашлыки и вино, как к столу, запыхавшись, подбежал невысокий лысый толстяк и, с трудом подбирая русские слова, сказал:
— Подождите, умоляю, не ешьте! — и знáком подозвал официанта. Тот стремительно приблизился, и толстяк что-то быстро проговорил ему на ухо. Официант забрал шашлыки и умчался в сторону кухни. — Извините, — продолжал толстяк, обращаясь к Белле, — я вас сразу не узнал, и потому вам принесли не те шашлыки... Сейчас принесут другие, какие надо... Не беспокойтесь, ради бога!
— А разве вы меня знаете? — удивленно спросила Белла.
— Если честно, я — нет! Моя жена вас узнала, — он махнул рукой в сторону кухни. — По телевизору вас видела, сказала — знаменитая женщина!
— Мне, право, неловко... — сказала Белла своим звонким голосом. — Как вас зовут?
— Бикенти, — ответил толстяк. — Я директор этого ресторана!
— Выпейте с нами, Бикентий! — сказала Белла и протянула ему бокал, который Сана тотчас наполнил. — Мы тут празднуем день рождения Дюма!
Бикенти пытливо обвел глазами компанию, пытаясь угадать, кто из них был Дюма. Белла отпадала, иначе сказала бы «мой день рождения», но оставались Чабуа, Ираклий, Сана и четыре девушки, — любой из них мог оказаться именинником. Тогда он пустился на хитрость:
— Поздравляю! Сколько исполнилось?
— Точно не знаю, — сказала Белла. — Саша, сколько лет исполнилось Дюма?
— Сто восемьдесят два.
Бикенти на мгновение смутился — неужели издеваются? Но углублять (и усугублять) ситуацию не стал и с бодрым «Гаумарджос!» осушил бокал.
Официант уже подходил к столу с дымящимися шашлыками, которые и впрямь выгодно отличались от предыдущих.
Пожелав компании приятного аппетита, Бикенти извинился и убежал в кухню. Чабуа поблагодарил его с приветливой улыбкой и сказал:
— Белла, какое счастье, что ты с нами! Благодаря тебе нас здесь прилично покормят! За тебя!
Все весело чокнулись и выпили.
— Неужели действительно сто восемьдесят два? А, Саша? — спросил Чабуа.
— Мамой клянусь, — с чувством ответил Сана, и все расхохотались. — Давайте еще раз за него выпьем!
— Подождите, умоляю, не ешьте! — и знáком подозвал официанта. Тот стремительно приблизился, и толстяк что-то быстро проговорил ему на ухо. Официант забрал шашлыки и умчался в сторону кухни. — Извините, — продолжал толстяк, обращаясь к Белле, — я вас сразу не узнал, и потому вам принесли не те шашлыки... Сейчас принесут другие, какие надо... Не беспокойтесь, ради бога!
— А разве вы меня знаете? — удивленно спросила Белла.
— Если честно, я — нет! Моя жена вас узнала, — он махнул рукой в сторону кухни. — По телевизору вас видела, сказала — знаменитая женщина!
— Мне, право, неловко... — сказала Белла своим звонким голосом. — Как вас зовут?
— Бикенти, — ответил толстяк. — Я директор этого ресторана!
— Выпейте с нами, Бикентий! — сказала Белла и протянула ему бокал, который Сана тотчас наполнил. — Мы тут празднуем день рождения Дюма!
Бикенти пытливо обвел глазами компанию, пытаясь угадать, кто из них был Дюма. Белла отпадала, иначе сказала бы «мой день рождения», но оставались Чабуа, Ираклий, Сана и четыре девушки, — любой из них мог оказаться именинником. Тогда он пустился на хитрость:
— Поздравляю! Сколько исполнилось?
— Точно не знаю, — сказала Белла. — Саша, сколько лет исполнилось Дюма?
— Сто восемьдесят два.
Бикенти на мгновение смутился — неужели издеваются? Но углублять (и усугублять) ситуацию не стал и с бодрым «Гаумарджос!» осушил бокал.
Официант уже подходил к столу с дымящимися шашлыками, которые и впрямь выгодно отличались от предыдущих.
Пожелав компании приятного аппетита, Бикенти извинился и убежал в кухню. Чабуа поблагодарил его с приветливой улыбкой и сказал:
— Белла, какое счастье, что ты с нами! Благодаря тебе нас здесь прилично покормят! За тебя!
Все весело чокнулись и выпили.
— Неужели действительно сто восемьдесят два? А, Саша? — спросил Чабуа.
— Мамой клянусь, — с чувством ответил Сана, и все расхохотались. — Давайте еще раз за него выпьем!
Это была не первая поездка на море: много лет спустя Вероника Телия рассказывала, что однажды мы вместе отдыхали на море, я был ещё совсем маленький, и друзья родителей развлекались тем, что подстрекали меня позвать папу, когда он заплывал в море.
— Паа-паа! — кричал я.
— Ну нет, так не годится, там в море полно пап!
— Как это? У меня только один папа!
— У тебя — да, но там все дяди — чьи-то папы, верно? Ты его по имени позови!
Дома папу звали Робиком. Ну, я и звал его во всю мочь. Только тогда ещё не выговаривал «р», и все очень веселились, а я не понимал, почему вся компания громко хохочет от того, что я зову папу. Папа сердился, но объяснить причину не мог. Я невольно стал матерщинником ещё в раннем детстве.
— Паа-паа! — кричал я.
— Ну нет, так не годится, там в море полно пап!
— Как это? У меня только один папа!
— У тебя — да, но там все дяди — чьи-то папы, верно? Ты его по имени позови!
Дома папу звали Робиком. Ну, я и звал его во всю мочь. Только тогда ещё не выговаривал «р», и все очень веселились, а я не понимал, почему вся компания громко хохочет от того, что я зову папу. Папа сердился, но объяснить причину не мог. Я невольно стал матерщинником ещё в раннем детстве.
Читать Сана научился в четыре года: жизнь заставила. Впоследствии он утверждал, что у него было голодное детство. Имелось в виду, что в детстве у него почти совсем не было аппетита, и кормить его было сущим мучением: он отказывался есть, ничего при этом не требуя. Не хотел, и все. Увещевания родителей, дедушек и бабушек не помогали. Когда ему грозили, что приведут из зоопарка страшного бегемота, если он не съест обед, Сана немедленно требовал бегемота и до его прихода есть отказывался категорически. Тогда его пытались усовестить тем, что в Африке бедные дети умирают от голода, а он воротит нос от вкусной еды. В ответ Сана, взволнованный горькой участью африканских детей и исполненный искреннего сострадания, предлагал послать его еду африканским детям, чтобы они больше не умирали, и все были бы довольны — и бедные африканские дети, и он сам.
Но ребенок должен был есть! Особенно у родителей и бабушек с дедушками, которые помнили голодные военные (и не только военные) времена.
Выход из положения нашла бабАня. О том, что Сана обожает слушать всякие истории, знала вся семья, ему много читали вслух, но бабАня первая додумалась шантажировать внука: хочешь узнать, что было дальше, — проглоти! Кормить его с ложки, занимаясь домашними делами, да еще и читать вслух книгу, было несподручно, и бабушка сначала более или менее вольно пересказывала те детские книги, которые помнила, а потом стала сочинять истории сама. Постепенно она создала нечто вроде сериала, «мыльной оперы», хотя таких слов тогда еще в обиходе не было, и правильнее отнести ее творчество к классическому жанру романа-фельетона с магической формулой «продолжение следует». Сюжеты ей подсказывала жизнь. Бабушка была женщиной практичной, приземленной, ей надо было вести хозяйство и растить сначала дочерей своего мужа, потом собственного сына, а теперь еще и внука, не говоря уже о воспитании соседей и всех, кто оказывался в поле ее зрения. Когда Сана подрос, он понял, что бабАня воспринимала весь окружающий мир как большой детский сад, где она была воспитательницей и заведующей и за который несла полную ответственность.
Но ребенок должен был есть! Особенно у родителей и бабушек с дедушками, которые помнили голодные военные (и не только военные) времена.
Выход из положения нашла бабАня. О том, что Сана обожает слушать всякие истории, знала вся семья, ему много читали вслух, но бабАня первая додумалась шантажировать внука: хочешь узнать, что было дальше, — проглоти! Кормить его с ложки, занимаясь домашними делами, да еще и читать вслух книгу, было несподручно, и бабушка сначала более или менее вольно пересказывала те детские книги, которые помнила, а потом стала сочинять истории сама. Постепенно она создала нечто вроде сериала, «мыльной оперы», хотя таких слов тогда еще в обиходе не было, и правильнее отнести ее творчество к классическому жанру романа-фельетона с магической формулой «продолжение следует». Сюжеты ей подсказывала жизнь. Бабушка была женщиной практичной, приземленной, ей надо было вести хозяйство и растить сначала дочерей своего мужа, потом собственного сына, а теперь еще и внука, не говоря уже о воспитании соседей и всех, кто оказывался в поле ее зрения. Когда Сана подрос, он понял, что бабАня воспринимала весь окружающий мир как большой детский сад, где она была воспитательницей и заведующей и за который несла полную ответственность.
Когда проходили последний досмотр-контроль в аэропорту, таможенник придрался к тому, что красивый серебряный перстень с янтарем, который Сана привез Нине из Тбилиси, не был внесен в декларацию, и его нельзя было взять с собой. Нельзя было взять и ковер, который им на новоселье прислала из Тбилиси бабАня: он был ручной работы и для советского государства представлял, вероятно, огромную ценность. Сана помнил его с детства. Ковер оставили Грине, кольцо — Раечке. Потом прошли паспортный контроль, предъявив суровому пограничнику выездные визы с фотографиями — вместо отобранных советских паспортов. Пограничник, согласно инструкции, трижды перевел немигающий взгляд с фотографий на лица отъезжающих предателей Родины и обратно и, удостоверившись в тождественности одних другим, пропустил Сану с Ниной в зал ожидания, откуда предстояло пройти на посадку в самолет.
С этой минуты они были в эмиграции. Впереди ждала полная неизвестность: литературные переводчики с грузинского на русский и специалисты по русскому дубляжу фильмов едва ли были востребованы в Израиле. Чем они будут заниматься, какую смогут найти работу в чужой стране, при своих абсолютно гуманитарных и вдобавок накрепко привязанных к русскому языку профессиях, было тайной за семью печатями.
Жизнь предстояло начинать с нуля. Хотя Саша Калинкович утверждал, что в Израиле вновь прибывших не бросают на произвол судьбы, было все-таки тревожно: может, зря они все это затеяли? Однако тревогу перевешивало любопытство: интересно, как все будет складываться дальше?
В конце концов, какие наши годы, подумал Сана. Ему было тридцать лет. Немало, но и не слишком много. А вот Нине — сорок шесть. «Все-таки бесстрашная она, моя Клубниночка», — подумал Сана с восхищением и нежностью и крепко сжал ее руку. Нина повернулась к нему. На лице ее застыла улыбка, но глаза были полны слез.
Как у королевы Марго в конце романа.
С этой минуты они были в эмиграции. Впереди ждала полная неизвестность: литературные переводчики с грузинского на русский и специалисты по русскому дубляжу фильмов едва ли были востребованы в Израиле. Чем они будут заниматься, какую смогут найти работу в чужой стране, при своих абсолютно гуманитарных и вдобавок накрепко привязанных к русскому языку профессиях, было тайной за семью печатями.
Жизнь предстояло начинать с нуля. Хотя Саша Калинкович утверждал, что в Израиле вновь прибывших не бросают на произвол судьбы, было все-таки тревожно: может, зря они все это затеяли? Однако тревогу перевешивало любопытство: интересно, как все будет складываться дальше?
В конце концов, какие наши годы, подумал Сана. Ему было тридцать лет. Немало, но и не слишком много. А вот Нине — сорок шесть. «Все-таки бесстрашная она, моя Клубниночка», — подумал Сана с восхищением и нежностью и крепко сжал ее руку. Нина повернулась к нему. На лице ее застыла улыбка, но глаза были полны слез.
Как у королевы Марго в конце романа.
В паузе между обсуждением материалов писатель Осинский рассказал анекдот:
— «...Она идет к заведующему аптекой и говорит: Соломон Абрамыч, там молодой человек презервативы покупает... — Ну и что? —Да ему как-то чересчур много надо...— Чересчур много — это сколько? — Сто пятьдесят! — Сто пятьдесят?! — Ну да! — Ну, я не знаю... Ну, ладно, продайте... Ну, может, у них вечеринка...»
Из-за раздавшегося взрыва хохота мама не сразу услышала телефонный звонок.
Телефон стоял на письменном столе у мамы. Он был один на весь отдел, но маме звонили чаще, чем тете Лии.
После третьего звонка мама сняла трубку.
— Лиля, — без предисловий сказала бабушка, — ты можешь сегодня после работы зайти в аптеку?
— Мама, что случилось? Тебе плохо? — всполошилась мама.
— Нет, — ответила бабушка, — со мной все в порядке. Мне нужны презервативы.
— Что-о-о? —простонала в трубку мама, не поверив своим ушам. — Что тебе нужно?!
— Презервативы! — начала раздражаться бабушка. — Что, плохо слышно?
«Вечеринка», — нервно хихикнула мама про себя, а вслух сказала:
— Нет-нет, я слышу... Тебе много надо?
— Сорок восемь, — четко ответила бабушка.
«Инсульт, — подумала мама, — лопнул какой-то сосуд в мозгу...», — а в трубку робко спросила:
— Мама, зачем тебе столько?..
— Как это зачем?! Нужно! — отрезала бабушка.
«Совсем плохо дело», — пронеслось в голове у мамы. Лицо у нее было выразительное, и вся редакция смотрела на нее с состраданием, понимая, что происходит что-то ужасное.
— Так ты зайдешь в аптеку или нет? — сердито спросила бабушка, не дождавшись ответа.
— Мама, ну как же я могу?.. Ведь меня же знают...
— И что такого?
— Как же я попрошу... Это... и в таком количестве!..
— Подумаешь! А если надо?
— Нет, я... Я, наверное, не смогу... Извини, я... Я перезвоню, я сейчас не могу...
В трубке раздались короткие гудки. Мама сидела за своим рабочим столом красная, потная, растерянная, судорожно сжимая в руке телефонную трубку, и мучительно думала, что сказать сочувственно уставившимся на нее сослуживцам.
— «...Она идет к заведующему аптекой и говорит: Соломон Абрамыч, там молодой человек презервативы покупает... — Ну и что? —Да ему как-то чересчур много надо...— Чересчур много — это сколько? — Сто пятьдесят! — Сто пятьдесят?! — Ну да! — Ну, я не знаю... Ну, ладно, продайте... Ну, может, у них вечеринка...»
Из-за раздавшегося взрыва хохота мама не сразу услышала телефонный звонок.
Телефон стоял на письменном столе у мамы. Он был один на весь отдел, но маме звонили чаще, чем тете Лии.
После третьего звонка мама сняла трубку.
— Лиля, — без предисловий сказала бабушка, — ты можешь сегодня после работы зайти в аптеку?
— Мама, что случилось? Тебе плохо? — всполошилась мама.
— Нет, — ответила бабушка, — со мной все в порядке. Мне нужны презервативы.
— Что-о-о? —простонала в трубку мама, не поверив своим ушам. — Что тебе нужно?!
— Презервативы! — начала раздражаться бабушка. — Что, плохо слышно?
«Вечеринка», — нервно хихикнула мама про себя, а вслух сказала:
— Нет-нет, я слышу... Тебе много надо?
— Сорок восемь, — четко ответила бабушка.
«Инсульт, — подумала мама, — лопнул какой-то сосуд в мозгу...», — а в трубку робко спросила:
— Мама, зачем тебе столько?..
— Как это зачем?! Нужно! — отрезала бабушка.
«Совсем плохо дело», — пронеслось в голове у мамы. Лицо у нее было выразительное, и вся редакция смотрела на нее с состраданием, понимая, что происходит что-то ужасное.
— Так ты зайдешь в аптеку или нет? — сердито спросила бабушка, не дождавшись ответа.
— Мама, ну как же я могу?.. Ведь меня же знают...
— И что такого?
— Как же я попрошу... Это... и в таком количестве!..
— Подумаешь! А если надо?
— Нет, я... Я, наверное, не смогу... Извини, я... Я перезвоню, я сейчас не могу...
В трубке раздались короткие гудки. Мама сидела за своим рабочим столом красная, потная, растерянная, судорожно сжимая в руке телефонную трубку, и мучительно думала, что сказать сочувственно уставившимся на нее сослуживцам.
АВТОР
Александр Браиловский родился в Тбилиси, в городе, который его любимый поэт Юрий Ряшенцев называл «градом голубобалконным», где утренний воздух пахнет свежим лавашом и крепким кофе. Или чаем. Он вырос в атмосфере любящей (хотя порою весьма своеобразно) семьи, занимательных рассказов с неповторимыми акцентами и книг, которые в советское время передавались из рук в руки, как драгоценность и могли означать признание в любви. Во всяком случае, любовь без книг была немыслима. Дружба тоже.
После школы учился в Москве, в Литературном институте имени Горького, не прерывая связей с родным городом: его первой профессией стал перевод на русский язык грузинской прозы: Нодара Думбадзе, Джемала Карчхадзе, Резо Чеишвили, Джемала Топуридзе. Слова для него всегда были и домом, и дорогой. Свой дом он, как улитка или черепаха, носит на себе всю жизнь, в какой бы стране ему ни случалось жить.
Второй его профессией стал дубляж фильмов, когда надо было «заставить», к примеру, любимого Бельмондо говорить по-русски.
Как это часто бывает в хороших историях, он осуществил свою заветную мечту: оказался во Франции, где живёт уже более тридцати лет. Поскольку во Франции перевод грузинской прозы на русский и дубляж – на русский же – оказались невостребованы, пришлось стать экскурсоводом — то есть рассказывать другим те самые истории, которые еще в детстве влюбили его в эту страну. Попасть туда во времена его юности представлялось фантастикой, причем абсолютно ненаучной: это, и еще некоторые подробности его жизни, будет трудно понять читателям помоложе, которые не застали советских времен и для которых перемещение по планете – исключительно вопрос денег, которые можно заработать.
Во Франции он продолжает переводить — в свободное от экскурсий время и теперь уже с французского: таких авторов, как Эрик-Эмманюэль Шмитт, Давид Фонкинос, Дидье Карон, Алекси Мишалик.
Однако собственная история, полная встреч и приключений, жила внутри, копилась, обрастала придуманными, но правдивыми обстоятельствами и просилась на бумагу.
«Первый понедельник апреля» — его первый роман. Тонкий, ироничный, светлый, местами очень смешной рассказ о человеке, который всю жизнь пытался сказать самое важное — и нашёл нужные слова. Это книга о любви — к женщинам, к семье, к памяти, к друзьям, к книгам (особенно к одной, которая для него - Великая). К жизни вообще – и к собственной в частности. Книга, в которой многое выдумано, но при этом все — правда. Детские воспоминания о приключениях тбилисского соседа, пьяницы-сапожника Сурена, переплетаются в ней с историей собора Парижской Богоматери, политическая публицистика – с оперным либретто о Жанне д'Арк, толпа молящихся мамелюков во время египеткой кампании Бонапарта – со злоключениями тбилисского писателя, которому позарез нужно поменять унитаз…
Первое издание романа вышло в электронной версии в израильском издательстве «Книга —Сефер».
Здесь речь идет уже о втором, самостоятельном исправленном издании, в котором убрано лишнее, добавлено необходимое и изменены некоторые имена: так было нужно.
Александр Браиловский родился в Тбилиси, в городе, который его любимый поэт Юрий Ряшенцев называл «градом голубобалконным», где утренний воздух пахнет свежим лавашом и крепким кофе. Или чаем. Он вырос в атмосфере любящей (хотя порою весьма своеобразно) семьи, занимательных рассказов с неповторимыми акцентами и книг, которые в советское время передавались из рук в руки, как драгоценность и могли означать признание в любви. Во всяком случае, любовь без книг была немыслима. Дружба тоже.
После школы учился в Москве, в Литературном институте имени Горького, не прерывая связей с родным городом: его первой профессией стал перевод на русский язык грузинской прозы: Нодара Думбадзе, Джемала Карчхадзе, Резо Чеишвили, Джемала Топуридзе. Слова для него всегда были и домом, и дорогой. Свой дом он, как улитка или черепаха, носит на себе всю жизнь, в какой бы стране ему ни случалось жить.
Второй его профессией стал дубляж фильмов, когда надо было «заставить», к примеру, любимого Бельмондо говорить по-русски.
Как это часто бывает в хороших историях, он осуществил свою заветную мечту: оказался во Франции, где живёт уже более тридцати лет. Поскольку во Франции перевод грузинской прозы на русский и дубляж – на русский же – оказались невостребованы, пришлось стать экскурсоводом — то есть рассказывать другим те самые истории, которые еще в детстве влюбили его в эту страну. Попасть туда во времена его юности представлялось фантастикой, причем абсолютно ненаучной: это, и еще некоторые подробности его жизни, будет трудно понять читателям помоложе, которые не застали советских времен и для которых перемещение по планете – исключительно вопрос денег, которые можно заработать.
Во Франции он продолжает переводить — в свободное от экскурсий время и теперь уже с французского: таких авторов, как Эрик-Эмманюэль Шмитт, Давид Фонкинос, Дидье Карон, Алекси Мишалик.
Однако собственная история, полная встреч и приключений, жила внутри, копилась, обрастала придуманными, но правдивыми обстоятельствами и просилась на бумагу.
«Первый понедельник апреля» — его первый роман. Тонкий, ироничный, светлый, местами очень смешной рассказ о человеке, который всю жизнь пытался сказать самое важное — и нашёл нужные слова. Это книга о любви — к женщинам, к семье, к памяти, к друзьям, к книгам (особенно к одной, которая для него - Великая). К жизни вообще – и к собственной в частности. Книга, в которой многое выдумано, но при этом все — правда. Детские воспоминания о приключениях тбилисского соседа, пьяницы-сапожника Сурена, переплетаются в ней с историей собора Парижской Богоматери, политическая публицистика – с оперным либретто о Жанне д'Арк, толпа молящихся мамелюков во время египеткой кампании Бонапарта – со злоключениями тбилисского писателя, которому позарез нужно поменять унитаз…
Первое издание романа вышло в электронной версии в израильском издательстве «Книга —Сефер».
Здесь речь идет уже о втором, самостоятельном исправленном издании, в котором убрано лишнее, добавлено необходимое и изменены некоторые имена: так было нужно.
ОТЗЫВЫ
Миллионы молодых людей во все времена мечтали повторить путь отважного гасконца из романа Дюма «Три мушкетера». Но мне известен лишь один человек, повторивший (с известной долей приближения) вояж д’Артаньяна из глухой провинции в Париж. Конечно, вряд ли Тбилиси и Москву можно назвать «глухой провинцией». Но тут важно, что тбилисский мальчик Саша Браиловский, с детства влюбившийся во Францию и мечтавший жить в ней (причем именно жить, а не приезжать на недельную экскурсию) задумал и совершил свою авантюру, преодолев не хуже д’Артаньяна все препятствия.
Об этом и рссказывает книга «Первый понедельник апреля»
Я хорошо знаю реальную жизнь автора. Мне трудно отделить ее от жизни его литературного героя. Да я и не уверен, что обязательно надо делать это. Книга во многом исповедальная, честная, а, стало быть, жесткая по отношению к обоим: и к герою, и к автору. Он хотел жить только в одном городе — в Париже. И он живет в нем.
Но грустная правда жизни заключается в том, что и в любимом Париже, кажется, появляется новый манок — Крит.
Перемена городов: Тбилиси, Москва, Иерусалим, Париж; перемена профессий: учащийся московского института, солдат советской армии, укладчик кинотекстов, экскурсовод по Парижу, санитар скорой помощи, наконец пенсионер — все это происходит на фоне главного События жизни Саны, События, состоящего из множества более мелких событий, но при этом не теряющего большой буквы, с которой начинается. Это именно — Событие. Без него автор не представляет себе жизни.
Очень откровенно и при этом очень целомудренно повествует Александр Браиловский о — страшно сказать — бесчисленных романах своего Саны. Женщина — главное счастье его жизни. Причем не одна и не две. Они сердятся на него из-за этого его свойства, иногда проклинают, но все-таки ценят его за всегда верную дружбу и редкое в наше время отсутствие какой-либо корысти с его стороны. Ему ничего не нужно от женщины, кроме ее прелести, которую он — возможно, к собственному несчастью, — способен найти почти в любой.
Грустный, а иногда и не очень грустный юмор, сопровождающий это повествование, очень украшает текст.
Это первый роман Александра Браиловского. Пьесы в его переводах шли в московских, питерских и других российских театрах. Но эта проза, насколько я знаю, первая. Роман, во многом беспощадный, основан на реальных событиях — к счастью, не целиком: писательское ремесло требует и выдумки.
С нетерпением буду ждать новой книги.
Удачи, Сана!
Об этом и рссказывает книга «Первый понедельник апреля»
Я хорошо знаю реальную жизнь автора. Мне трудно отделить ее от жизни его литературного героя. Да я и не уверен, что обязательно надо делать это. Книга во многом исповедальная, честная, а, стало быть, жесткая по отношению к обоим: и к герою, и к автору. Он хотел жить только в одном городе — в Париже. И он живет в нем.
Но грустная правда жизни заключается в том, что и в любимом Париже, кажется, появляется новый манок — Крит.
Перемена городов: Тбилиси, Москва, Иерусалим, Париж; перемена профессий: учащийся московского института, солдат советской армии, укладчик кинотекстов, экскурсовод по Парижу, санитар скорой помощи, наконец пенсионер — все это происходит на фоне главного События жизни Саны, События, состоящего из множества более мелких событий, но при этом не теряющего большой буквы, с которой начинается. Это именно — Событие. Без него автор не представляет себе жизни.
Очень откровенно и при этом очень целомудренно повествует Александр Браиловский о — страшно сказать — бесчисленных романах своего Саны. Женщина — главное счастье его жизни. Причем не одна и не две. Они сердятся на него из-за этого его свойства, иногда проклинают, но все-таки ценят его за всегда верную дружбу и редкое в наше время отсутствие какой-либо корысти с его стороны. Ему ничего не нужно от женщины, кроме ее прелести, которую он — возможно, к собственному несчастью, — способен найти почти в любой.
Грустный, а иногда и не очень грустный юмор, сопровождающий это повествование, очень украшает текст.
Это первый роман Александра Браиловского. Пьесы в его переводах шли в московских, питерских и других российских театрах. Но эта проза, насколько я знаю, первая. Роман, во многом беспощадный, основан на реальных событиях — к счастью, не целиком: писательское ремесло требует и выдумки.
С нетерпением буду ждать новой книги.
Удачи, Сана!
Начала читать потому, что имя автора знакомо – он был экскурсоводом по Парижу в нашей тургруппе. И оставил такое приятное воспоминание о себе и Париже, что стало сразу интересно и любопытно. А роман увлек так, что прочитала, не отрываясь, с вечера до утра. Тут и знакомые места, и знакомые имена, но, главное, такой жизненный напор, такая вера в возможность достижения. И остается радостная надежда – вот он как смог. Значит, и я могу. И легкость изложения, искренность, юмор, умение это представить так объемно, так живо. Я не думаю, что каждый хороший рассказчик может быть и хорошим писателем, но вот у Браиловского это отлично получилось. И так заразительно описаны люди, места и обстоятельства, что, внезапно, страшно захотелось в Тбилиси. Что странно, захотелось не в Париж, а именно в Тбилиси. Читается легко, увлекает и страшно интересно, что же там дальше. Поэтому и просидела всю ночь, увлеченная обстоятельствами чужой жизни. Вполне авантюрный роман, и замечательный авантюрист Браиловский.
На одном дыхании прочитала роман-исповедь. Смеялась и плакала от души. Это блистательная книга, исполненная самого главного чувства, самого главного смысла жизни. Язык, юмор, перипетии, литературность, исторические и современные факты, портреты женщин — всё, всё замечательно, тонко, достоверно. Несколько дней и ночей под покровом книги, и до сих пор — под воздействием! Безумно интересно, остроумно, нежно. И пронзительно. И столько света! Этого очень не хватает нынешней литературе. В книге, кажется, более 10 любовных историй, и они не отделены друг от друга главами или по времени. Это необычно, — возникает как бы феномен присутствия, реальности, я не книгу читаю, а дышу и живу вместе с этими прекрасными женщинами и их несравненным героем. Ничего подобного не читала! И, конечно, такую книгу надо иметь в бумажном формате. Ее хочется дарить любимым людям. Благодарю автора за книгу, за это большое и сильное переживание, которое произошло в моей жизни во время чтения.
Роман вызвает десятки ассоциаций и воспоминаний: попытки полового образования с помощью Малой Советской Энциклопеди, любовь к Театру на Юго-Западе, Москва 80-х, отношения между людьми в то время, и многое другое. Впечатляет умение Саны находить себя в разных ситуациях. Переводчик, гид и водитель Скорой помощи – «вещи несовместные», но не для него. Есть мечта жить во Франции – и она воплощается в жизнь. Про способность покорять женские сердца я уж даже и не говорю. Резюмирую: я получила удовольствие и от истории, и от того, как эта история написана. Что может быть интереснее, чем история человеческой жизни, особенно, если эта жизнь проходит в разных странах, разных эпохах, разных культурах? Но нужна еще способность увлечь этой историей других людей. Мне кажется, автору это удалось.
Прочла роман, удовольствие получила большое, а еще открылось – вот как бывает! Герой – очень интересная и целеустремленная личность. Потрясла его настойчивость в достижении желаемого, открытость, готовность блефовать и ставить на кон всё или почти всё, не задумываясь. И, конечно, бесконечное любопытство. Ему, безусловно, везло с людьми. Удивительно в нашей сумасшедшей жизни поклонение героя Женщине, и возведение её на безоговорочный пьедестал. Я понимаю его влюбчивость и, обувая его башмаки, бесконечные поиски идеальной или единственной женщины. Источник, думаю, все то же – любопытство и надежды на существование «золотого» стандарта совершенства и совместимости. Поражает его необыкновенная способность сохранять и поддерживать трогательные и заботливые отношения с бывшими, если противоположная сторона готова. Не многим это дано и это – безусловно талант. Очень рекомендую прочесть этот роман – это как ощутить на себе дыхание свежего ветра, врывающегося в застоявшийся воздух закрытого помещения.
«Читаю с удовольствием, но это, конечно, не литература». Так поначалу отозвалась об этой книге моя подруга. Но потом призналась: «Я на три дня выпала из действительности, не могла оторваться». Я бы не взялась судить о принадлежности того или другого текста к литературе, я не специалист. По-моему, главное, что это увлекательно. И что от чтения получаешь удовольствие. И, по-моему, это как раз – про эту книгу. Написанная хорошим русским языком, насыщенная героями и героинями, чувствами, событиями, иронией, печалью и радостью и, конечно, любовью – чего еще желать? Каждая история любви, описанная в книге, бережно нанизывается на нитку драгоценных чёток, которые всегда с героем, и которые мы вместе с автором увлеченно перебираем, отщёлкивая бусину за бусиной, восхищённо оценивая красоту бусин и игру света на гранях. Герой – современный Дон Жуан? Не согласна: насколько я понимаю, Дон Жуан – ненасытный обольститель женщин, который после достижения цели теряет к ней интерес. Герой этого повествования – иной тип.
Да, он любит и ценит женщин, и почти в каждой находит изюминку, но он не использует их, он их действительно любит, и не просто любит, а зачастую боготворит и идеализирует, не замечая и не желая замечать недостатков, заботится о них, помогает им, пытается защитить от жизненных коллизий. Даже бывших – бывших возлюбенных, бывших жён. Он – не Дон Жуан, он – его гибрид с Робин Гудом, этакий Гуд-Жуан, а это – совсем другой типаж. Сам-то он себя идентифицирует с Арамисом, героем своей путеводной книги, и это, наверное, описывает его наиболее адекватно. Он умеет дружить, тяжело переживает измену друзей и разрыв с родными людьми, для него долг – не пустое слово, а граница, через которую он не позволяет себе переступить, и не прощает тех, кто переступил. Я не углубляюсь в содержание, не желая портить впечатление, если вы решитесь прочитать этот довольно объемистый текст, я просто очень рекомендую это сделать, потому что уверена: вы получите удовольствие.
Да, он любит и ценит женщин, и почти в каждой находит изюминку, но он не использует их, он их действительно любит, и не просто любит, а зачастую боготворит и идеализирует, не замечая и не желая замечать недостатков, заботится о них, помогает им, пытается защитить от жизненных коллизий. Даже бывших – бывших возлюбенных, бывших жён. Он – не Дон Жуан, он – его гибрид с Робин Гудом, этакий Гуд-Жуан, а это – совсем другой типаж. Сам-то он себя идентифицирует с Арамисом, героем своей путеводной книги, и это, наверное, описывает его наиболее адекватно. Он умеет дружить, тяжело переживает измену друзей и разрыв с родными людьми, для него долг – не пустое слово, а граница, через которую он не позволяет себе переступить, и не прощает тех, кто переступил. Я не углубляюсь в содержание, не желая портить впечатление, если вы решитесь прочитать этот довольно объемистый текст, я просто очень рекомендую это сделать, потому что уверена: вы получите удовольствие.
Читала запойно, отложив в сторону все дела, а, главное, отлипнув, наконец, от беспрерывного угнетающего просмотра новостей, за что отдельное спасибо. А сейчас, следуя примеру автора, задающего самому себе вопросы, о чем его любимый роман, попробую сформулировать, о чем, «с моей колокольни», эта книга. Об уязвимости и силе, о дружбе длиной в жизнь, о времени и о поколении, о поисках своего пути и своей страны, о любимых книгах и фильмах, о местах и людях, и, конечно, о любви и нежности. Сначала мне было просто интересно (чтобы мужчина мог вот так писать, не приукрашивая и не шифруясь, бросить карты на стол?), потом, добравшись до середины и прочитав письмо к Лали, я заплакала… А еще это рассказ о человеке, который упрямо следует за детской мечтой, бесстрашно хватается «за тот единственный локон, который растет на голове у Фортуны», набивает шишки и синяки, не считая потерь, короче, живет «на полную катушку»…Это вдохновляет. Огромное спасибо!
Вы можете оставить свой отзыв
Где купить
Бумажный и электронный варианты романа доступны в крупнейших онлайн-магазинах. Выбирайте удобный формат и окунитесь в захватывающую историю, не откладывая!
ГДЕ СЛУШАТЬ
Аудиоверсия романа
доступна в популярных форматах. Выбирайте удобную платформу, надевайте наушники — и отправляйтесь в литературное путешествие вместе с героем книги.
доступна в популярных форматах. Выбирайте удобную платформу, надевайте наушники — и отправляйтесь в литературное путешествие вместе с героем книги.
